Том 3. Корни японского солнца - Страница 18

«…подставляя в уравнение (1') вместо ∫ и ∫ их выражения, найдем:

или иначе:

Нетрудно видеть, что полученное равенство позволяет вычислить спектр того внутреннего света, который сообщает морю его характерную окраску; для этого нужно только знать f(λ) и a.

Значение f(λ) для различия длин волн было получено целым рядом экспериментаторов (рис. 1, кривая № 1). Что касается значения а, то его можно также определить из опыта, находя коэффициент «абсорбации» света в морской воде» – –

…Лачинов как-то говорил о прекрасной человеческой воле – знать, познавать, волить, познать – –

– – Арктической ночью на восток от Шпицбергена и на градусе Могучего над бумагой, картами и таблицами сидел человек Николай Кремнев, – на столе горел в плошке тюлений жир, и против Кремнева сидел второй русский профессор, вычислял углы отражений света в морях, Василий Шеметов. Они молчали, изредка они курили махорку – –

Глава третья

На острове Николая Кремнева экспедицией был оставлен гурий. Грамота на пергаменте, написанная тушью, была вложена в стеклянную банку и запаяна в железо. Гурий был поставлен около изб. В грамоте было написано:

...

«Русская Полярная экспедиция в следующих научном составе и судовой команде (идет перечисление) на экспедиционном судне „Свердруп“, выйдя из Архангельска 11 авг. 192* года, по выходе из Белого моря, пошла на север по 41-му меридиану с непрерывными научными работами через каждые 30', Начиная с 77'30' северной широты стали встречаться льды, а на 77'52' была встречена кромка непроходимого льда, преградившего экспедиции дальнейший путь. Экспедиция пошла по курсу истинный NO 64'. Астрономически определиться благодаря туманной погоде возможности не представлялось. 7 сент. в тумане появилась земля, один из островов архипелага Земли Франца-Иосифа; ввиду тумана определить земли не удалось. Экспедиция была у земли только несколько часов и вынуждена была уйти в море по причине сильного шторма; на землю высаживались три человека, второй штурман Бирюков Н. П., матрос Климов В. В. и зоолог Богаевский А. К., – они погибли, так как шторм унес их из виду судна в море. От Земли Франца-Иосифа экспедиция пошла по курсу истинный SW 55', но на другой день, 8 сент., судно встретило льды и вынуждено было дрейфовать без курса, сносимое льдами на SSW. 27 сент. с судна увидели землю, которая после астрономических определений оказалась не нанесенной ни на одну из карт, а стало быть, неизвестной культурному человечеству. Земля была названа островом Николая Кремнева. Астрономическое местонахождение земли – φ 79'30' N и λ 34'27' W. Судно стало на якорь в бухте Погибшей Избы и брало питьевую воду, предполагая пройти отсюда к Wiches Bland на Шпицбергене. Но в полночь с 29-го на 30 сент. страшным штормом судно было выкинуто на берег с непоправимыми пробоинами и заполненное водой. Экспедиция, потеряв судно, вынуждена была здесь стать на зимовку. По причине того, что продовольствия не хватило бы всем оставшимся, был снаряжен отряд в составе 22 человек из следующих лиц команды и научных сотрудников (перечисление), научная часть под командой метеоролога Саговского К. Р.; начальником отряда назначен был первый штурман Гречневый В.Н.; по полученным впоследствии сведениям, до жилого Шпицбергена из этого отряда дошел только художник Лачинов Б. В. – остальные погибли от цинги и переутомления. Отряд ушел с острова Н. Кремнева 4 ноября, взяв с собой нарты и каяки (идет перечисление всего, что было взято отрядом). На острове Н. Кремнева осталось 13 человек, которые охраняли собранные материалы и вели научные работы. Отряд, пошедший на Шпицберген, должен был сообщить о местонахождении оставшихся, с тем, чтобы за ними пришло экстренное судно. Оставшимся пришлось перезимовать две зимы и живыми остались только двое – начальник экспедиции проф. Кремнев Н. И. и научный сотрудник проф. Шеметов В. В. Спасательное судно „Мурманск“ пришло 11 сент. 192* года, и остров Н. Кремнева был покинут 15 сент. Все научные материалы были забраны. В доме № 2 оставлены продовольствие и огнестрельные припасы (перечисление).

Начальник экспедиции проф. Кремнев.

Научн. сотр. экспедиции проф. Шеметов.

О. Николая Кремнева.

15 сентября 192* г.»

…Можно рассказывать долго, дни за днями, о том, как бессмысленен и страшен взгляд моржа, как кровавы его глаза, как добродушно и хитро смотрят медведи, что в апреле, когда только солнце на небе, непередаваемо болят глаза человека, как мучителен постоянный мрак зимой, о том, что профессор Шеметов, друг Кремнева, установил актиничность окраски морских животных, что кожа их светочувствительна так же, как фотографическая пленка; – можно рассказать, как на полатях бесконечными ночами перерассказаны были все русские были и сказки, и случаи, как умирают люди от цинги; профессор Кремнев продолжал работу Алпатова над Decapoda, точнейше проследил применяемость ее к условиям природы; – можно неделями слушать, как шелестит полярное сияние – –

– – университеты, а не матери, родят иной раз людей и женщин, стало быть. Елизавета Алексеевна, единственная в экспедиции женщина, была такой женщиной. Ее все не любили, потому что она была некрасива, неженственна, говорить могла только о хлорах, белках и атомах, – была сильнее любого мужчины и похвалялась этой силой. Она одевалась как мужчины, в меховые штаны и куртку, волосы она стригла. Она знала – матросы ее звали моржом. Матросы знали, что она – ни разу не была любима мужчиной, она сама говорила об этом, она была хорошей химичкой. Ей было – 27, и она – как все – чуяла иной раз, как заходится кровью сердце, как немеют, путаются химические формулы в мозгу, как немеют колени – вот эти ее моржовые колени. И знала она: – только неуменье понравиться, неуменье быть женщиной заставляют ее хвалиться здоровьем и силой – к тому, чтоб понравиться. И это она обрезывала ногти гарпунеру Васильеву, и она штопала рубашки всем, и это она – от обиды, от стыда – плакала в углу, громко, по-моржовьи, когда вдруг услыхала, как шутили матросы и младшие сотрудники о том, что на этой земле ни разу не было женщины, тем паче девственницы, не было свадьбы, – и надо кинуть жребий, кому быть ее мужем – во имя необычности земли и обстоятельств; – и все же тогда, за стыдом и слезами, нехорошо, бессмысленно, мутно ныла ее грудь. Они жили все в одной избе, у нее был угол за печью, на нарах под полатями. Все были уравнены в правах и костюмах, и она, как все, по очереди, растапливала по утрам снег, чтобы умываться, пилила со всеми дрова, слушала матросские были и небылицы, – иногда она ходила в лабораторию к колбам и препаратам. Мужчины много говорили о женщинах. Была сплошная ночь, мели метели, горели звезды и северные сияния. К утрам, определенным условно часами, углы избы промерзали, покрывались колким, звенящим инеем, большим, как серебряные гривенники. Люди спали в полярных мешках. – Мужчины издевались над Елизаветой Алексеевной. – Потом они перестали говорить с ней, о ней, о женщинах. И тогда она заметила, что ее ни на минуту не покидают мужчины. О ней перестали говорить, – она видела, куда б она ни шла, неподалеку от себя мужчину, и мужчины следили не за ней, а друг за другом. Но на себе она ловила упорные, бессмысленные взгляды. И ей казалось, что она погружена в сладковатую, дурманящую, липкую муть, от которой неуверенными делались ее движения, от которой часами хотелось лежать, вытянувшись, откинув голову и за голову закинув руки, крепко сомкнув колени. Это было в первый месяц, как отряд ушел на Шпицберген, в сплошной ночи. Люди вдруг замолчали. Метели и снега по крышу заровняли дом. Кремнев приходил и силой гнал вахты на работы. – На «Свердрупе» в трюме распиливали на дрова скрепы, выбивали их, изо льда. – Елизавета Алексеевна пилила в паре с гарпунером Васильевым. Хромой и Хрендин кидали в люк дрова на лед; Хромого позвали наружу, – Хрендин закурил и выполз за Хромым; – и тогда Васильев, бросив пилу, очень нежно, со стоном, прошептал: – «Лиза», – и беспомощно протянул руку, и беспомощно, бессмысленно приняла эту руку она, опустила голову, опустилась, села на