Том 3. Корни японского солнца - Страница 126

К оглавлению

126

…При греках же, при эллинах, во времена Тавриды и Геродота, Чембало называлось – Символоном. У Геродота записано:

...

«…далее к востоку лежит бухта с узким входом, которая называется гаванью Символов».

Балаклава – гавань символов! – чудесно жить в этом синем мире!


Ямское Поле,

10 февраля 1928 г.

Рассказ о гибелях

Алексею Силычу Новикову-Прибою, учителю

Штормы приходят так – –

Падает барометр, и все следят за его падением. Радио приносит вести с морей о путях циклонов. Метеорологические станции посылают предсказания, которым никто не верит. Море серо, как серо небо, закованное латами волн. Барограф вдруг начинает визжать десятью баллами ветра, судно воет такелажем, рвутся гребни волн, – и через полчаса штиль, – а через пять минут вслед штилю рвутся десять с половиною баллов. Радио сообщает о SOSax и о штормах во всех морях северного полушария. Капитан приказывает задраивать судно к шторму. Циклон, который шарит рядом в море, дует одиннадцатью с половиною баллами и уронил барометр до 219-ти, – барометр на судне показывает 231, и он все время падает.

Тогда приходит шторм. Море начинает кидаться этажами и латами волн, и этажи корабля ползут на эти этажи лат, воет и стремится ураган, эмульсия воды и воздуха летит выше мачт, и ночи начинают путаться с днями. Ветер сшибает людей и прерывает дыханье. Вода перекатывается через палубы. Люди, морские жители, которые по тридцать лет ходят морями, заболевают морем, ибо нет ни одного человека, которого море не било б. По кораблю, кидаемому этажами, нельзя ходить, – на корабле нельзя спать и нельзя работать, – каждая человеческая мышца должна быть напряжена, – и вскоре голова начинает набухать бредом, должны придти гениальные музыкант и психиатр, которые запишут музыку шторма и бред мозга. – Ветер рычит, плачет, хохочет, кудахчет, – скрипят, рычат, визжат переборки, – воет такелаж, – пароходный гудок гудит, гудит, гудит, и его не слышно. Ничего не видно кругом. Волны становятся полом, небо становится стеною, вода летит над мачтами. – Бред, переутомление. – Новый возникает звук, растет, накатывает, – мозг осмысливает: судно стало против волны, воют винты в воздухе. Звук исчез – и тогда: ничего нет, совершенно тихо, комната в родном городе, диван, книги на столе, на диване в шали заснула жена, не потушив ночную лампу… – Новый звук – та-та-та-та-та – стрельба из пулемета, – человеческих слов не слышно, и слышен голос капитана:

– Вахтенный!

Электрический фонарик. В круге его света лицо матроса. Лицо зелено в свете электричества, лицо испугано. Говорит капитан. На фокмачте размотался стальной конец, это он та-та-та-кает пулеметом в ветре по мачте, он расшиб лампочку топового фонаря. Капитан приказывает:

– Вахтенный, на мачту, наладить топовый огонь!

Лицо матроса очень злобно, матрос протестует. В зеленом свете электрического фонарика появляется рука капитана с револьвером. Прожекторы освещают мачту. Под матросом перекатываются волны. Матрос лезет по веревкам вант. Мачта справа налево кидает матроса к месиву волн, и брызги волн летят над матросом. И: – все мы, все мы были мальчишками, – пустырь соляного амбара, оставшегося от откупов и заросшего бузиной, – мальчишки повесили кошку за хвост, кошка не умирает, – мальчишкам мучительно до тошноты – скорее б умирала кошка, чтобы перестать мучиться ее смертью. Та-та-та-та исчезает, – какою невероятною музыкой воет шторм! – а жены уже нет, и шаль вытерлась, и ночная лампа давно разбита, тишина, ничего нет. – Матрос с веселым лицом рапортует капитану:

– Есть, капитан!

Радист, этот человек, потерявший пространство и шарящий в пространствах, повис над аппаратом своей мистической кухмистерской, он слышит в бреду моря и в бреду мозгов вести о гибели – SOS, SOS.

Пактовое судно идет с лесом, волны бьют в бревна. Бревна занайтованы стальными тросами. Волны перекатытаются через корабль, волны бьют в бревна. И тросы на бревнах лопаются. Стадом взбесившихся дьяволов кидаются в стороны бревна. Волны кинули бревна вверх, бревна поднялись над судном. И – одно, другое, третье – бревна бьют таранами в капитанский мостик. Рулевой бросился в сторону: вместе с волною и с ревом таран бревна бьет по штурвалу, по компасу, пробивает переборку в штурманскую рубку, – паровой руль уничтожен, компас-указатель морских путей – уничтожен, матрос, грудь которого смята, – уничтожен. Люди бегут к ручному рулю, на ют. Лица людей бессильны. Волны и ветер воют. Матросы тянут налево ручное рулевое колесо, синие жилы вздулись на их висках: волна накатилась, ударила, кинула вверх, вторая волна ударила не в ритм по рулевому перу, – люди полетели в стороны от рулевого колеса, – боцман – он не успел отскочить, не успел бросить рулевое колесо – он в воздухе над колесом, его ноги над его головой – и он летит за борт. Люди вновь хватаются за руль. Капитан смотрит за борт, куда упал боцман, – и видит: бревно – бревна мечутся стадом диких кабанов в кипении волн – волна несет бревно – бревно ударило по рулевому перу. И капитан командует:

– Отставить!

Все кончено, авария, гибель. Капитан смотрит за борт, в стремленье волн и воздуха. Капитан бессилен и беспомощен. Матросы покойны, как люди должны быть покойны в смерти, и матросы достают мокрые кисеты. Капитан командует бессильно:

– Аврал! К шлюпкам! Ждать команды!

…и матросы теперь уже не люди: номера людей встают под волны под номера шлюпок, – ненадолго, впрочем, ибо больше команд не было за ненадобностью.

126