Том 3. Корни японского солнца - Страница 81

У Ин-ся-сына переизнасиловали всех женщин, кроме племянницы, которая была только что после родов, – ее не насиловали, считаясь с религиозными традициями своей страны, но мужа ее избили до потери сознания.

Ночь прошла в разговорах, выстрелов почти не было слышно. В эту ночь в город вошли войска Фын-юй-сяна. Фына встречали демонстрациями. Но ночью опять загремели пачки выстрелов. Наш двор проснулся в ужасе, решили, что город грабят новые войска. Наутро оказалось, что ночью отряды Фын-юй-сяна расстреливали на мосту через реку пойманных грабителей. Расстрелы тянулись несколько дней. Иногда расстреливали и днем. Сун ходил смотреть на расстрелы. Расстреливали с моста. Убитые падали в реку. Сун рассказывал, как некоторые расстреливаемые пытались бежать из расстреливаемого взвода, их ловили и добивали вручную. Так было расстреляно несколько тысяч человек.

Войска Джан-дзо-лина были разбиты наголову, часть их сдалась новому дутуну, другая ушла за город, в горы к хунхузам, и грабила деревни. Генерал Фын издавал строжайшие приказы, но разбои не прекращались, не прекращались и расстрелы. Город был на военном положении. Войска мукденцев грабили провинцию. Карательные отряды не успевали их ловить. Хунхузы нападали даже на окраины города. Телеграф не работал несколько недель. Связь с Монголией была прервана. Поезда на запад подвергались грабежам.

Про генерала Фына ходили самые невероятные слухи. Его радостно встречала городская беднота, приказчики, чиновники, образованные люди, но в нашей среде он не пользовался симпатиями. Его приказы возмущали купечество, и все валилось в одну кучу обвинений и то, что он изменил своему другу У-пей-фу, и то, что он обложил купцов прогрессивным подоходным налогом, и то, что он запретил женщинам коверкать ноги. Фын приказал отдавать девочек в училища и запретил им бинтовать ноги, не выполнявших приказа он штрафовал. Чо несколько раз платили такие штрафы. В нашей среде ликовала только Сы-вын-куй, и она приносила новости, что Фын дружит с революционной Россией, запрещает мужчинам носить шелк, запрещает ездить на рикшах. Жизнь пошла по-новому. Новая жизнь коснулась и меня…

В европейской литературе уже много имеется трудов, посвященных китайской революции. По русской номенклатуре Фын-юй-сян являлся вождем китайско-эсеровских настроений, Джан-дзо-лин – врангелевских. Авторы, обрабатывающие дневники Ксении Михайловны Беспалых, отсылают читателя к соответствующей литературе о Фын-юй-сяне – герое людей и настроений русского девятьсот пятого года. Ксения Михайловна стала разбираться в этом впоследствии – и об этом ниже.

Глава последняя

…Это – последние дни Ксении Михайловны в рабстве.

Новая жизнь коснулась и меня. Сун поступил на службу в английскую фирму.

– Теперь надо трудиться, а то бездельников Фын не любит, а меня скоро ему представят, – говорил он.

Однажды вечером он принес счета, написанные по-русски, спросил, умею ли я их прочитать. Я прочитала, конечно. Он просил меня написать по-русски, я написала.

– Я определил тебя на службу в английскую фирму, – сказал он. – Завтра я повезу тебя показаться англичанину.

Фамилия англичанина была Невиль. Наутро мы поехали к нему в гостиницу. Невиля не было дома, он должен был скоро вернуться. Сун отвел меня в номер знакомой монголки, а сам ушел. Мы сели пить чай. Прошло несколько минут тягостного молчания. Вдруг я услышала русский женский голос: «Где она?» Дверь распахнулась, и передо мной стояла белокурая высокая женщина в белом платье.

– Я узнала, что вы здесь. Я давно знаю о вас. Я несколько раз приходила к вам, но меня не пускали. Пойдемте в мою комнату, – сказала эта женщина.

У меня заполохнуло сердце от русского языка. Женщина сыпала словами, словно горохом, я не знала, что отвечать ей и что делать.

– Зачем вы в китайском платье? Вам совсем не идет. Меня зовут Марией Ивановной, товарищем Марией. Ах, если бы вас можно было спрятать сию же минуту, а то монголка видела, что я вас увела к себе.

Мы прошли в ее комнату.

– Вам надо бежать, – сказала она строго, закрыв дверь за собою.

Но больше говорить мы не могли, в дверь постучал и вошел Сун, Товарищ Мария сунула мне две книги в руки.

– Ну, вот, прочитайте эти книги и пришлите их с мужем, или я сама заеду за ними, – защебетала она. – Очень приятно, очень приятно, очень приятно.

Она пожала руки мне и Суну. Сун ничего не понял, да и я мало понимала. Кто она? Коммунистка или кто? Должно быть, коммунистка, если просила называть ее товарищем Марией, но ведь товарищами называют друг друга и студенты. Я не заметила, как мы вошли к англичанину. Невиль встретил меня в одних подштанниках, должно быть, он представлял жену китайца простою русской бабой. Сун, глянув на голый живот своего начальства, пулей вылетел из его кабинета. Рикши помчали нас домой. Дома произошел скандал. Сун вырвал у меня те две книги, заглавия которых я не успела еще прочитать, в бешенстве изорвал их в клочья и бросил в печь, собственноручно спалив их. Раза два он ударил меня, затем разревелся и стих.

– Никаких белых дьяволов ты больше не увидишь, – говорил он гнусаво, – ни на какую службу я тебя не отдам!

Прошло три дня, когда я все время была под надзором старшей жены, матери и Суна. Впоследствии я узнала, что за это время ко мне приходила товарищ Мария и что товарищи-коммунисты хлопотали перед Фын-юй-сяном о моем освобождении. Сун все три дня был ласков. И ночью на четвертый день он разбудил меня. Он был взволнован, он зашептал о том, что должен рассказать мне одно обстоятельство, очень важное. Он сказал, что большевики дружны с Фын-юй-сяном, что они хлопочут о моем освобождении от Суна, но что он, Сун…